Ой =_=

х_Х
Хорошо, я займусь этим еще раз >_<

Это на данный момент ^__^

Пробный поцт ->
Сидеть на берегу реки и наблюдать за скольжением холодных струй между округлых, сточенных многолетним потоком, камней стало привычкой еще очень давно. Ноги перестали затекать от долгого сидения по-турецки, руки сами заученным движением прячутся в рукава.
В мире так мало вечных вещей. Все движется, меняется… Как жаль.
Философские мысли всегда сопутствуют нехорошему настроению. Взгляд скользнул по воде, камням, зеленой траве и темным волосам маленького мальчика, рисовавшего на рисовой бумаге символы, совсем переставшие быть понятными Китаю – совсем не такие, которым он учил своего младшего брата. При одном взгляде на эти символы сердце сжималось и особенно ясным становилось понимание того, что даже тихий Япония, из-за круглой детской прически похожий на грибочек, когда-нибудь вырастет и не будет сидеть рядом, нарушая идеальную тишину сопением, когда на кисточке заканчивается краска, а отрывать ее почему-то нельзя – дескать, этот элемент должен писаться единой линией. 
  Протягивая руку и кладя ее на маленькую головку младшего брата, Китай больше всего боится получить в ответ непонимающий и холодный взгляд, красноречивее любых слов говорящий: «Ты чего это вздумал? Я больше не нуждаюсь в твоей опеке, не трогай меня». Поэтому чаще всего рука останавливалась на полпути, дрожа и сжимаясь в кулак.
  Иногда Япония не замечал этого движения и продолжал рисовать. Тогда рука так и оставалась занесенная не то для ласкового движения, не то для злого толчка. Хотя что это еще за глупости? Никогда в жизни Китай не то чтобы не позволил себе, ему бы в голову не пришло причинить боль этому центру, вокруг которого сосредоточились все любовь, забота и внимание пускай и взрослого мужчины, но с сильным нереализованным материнским инстинктом. А иногда мальчик каким-то шестым чувством замечал движение воздуха и оборачивался, глядя сначала на показавшуюся из-под длинного рукава ладонь, а потом в неуверенные и робкие глаза старшего на несколько тысяч лет брата. Несмотря на то, что Япония всегда радостно улыбался и охотно подставлял макушку, каждый раз страх увидеть этот взгляд, который видел всего однажды, заставлял сжимать губы и глотать ком в горле.
   Тот случай, когда холодные бесчувственные глаза положили конец близким отношениям двух братьев, навсегда врезался в память Китаю, как выжженное раскаленным железом клеймо. Несмотря на то, что воспоминание о нем приносило ужасную боль, не вспоминать его означало забыть один из самых важных дней в жизни. Каждый раз, как в голову закрадывался хотя бы кусочек воспоминания о том дне, память всегда услужливо показывала одну картинку за другой – молодой парень входит в светлую комнату, откидывает за спину длинный хвост и зовет младшего брата. Тот сидит на коленях перед длинным листом бумаги и как всегда что-то пишет, но тогда понимать не так сильно измененные знаки было легче. Парень подходит, наклоняется над бумагой, и какое-то время внимательно смотрит на плавные движения кисти, улыбаясь и радуясь тому, как быстро растет и умнеет его брат. Потом он весело смеется и, схватив того в охапку, кружится на месте, радостно выкрикивая, как он устал от работы в поле и как хочет поиграть со своим любимым младшим братиком. Но тот почему-то не отвечает.
  -Пусти меня, – голос детский, тонкий, но звучит еще холоднее и резче, чем многими годами  позже покажутся голоса фашистских солдат.
   В недоумении Китай ставит брата на пол и смотрит на него полным обиды взглядом. Но глаза того пусты.  В них не видно ни света солнца, которого всегда хватало в местах, где он жил, ни радости от самого факта, что он живет – дышит, видит, слышит, ходит, которой его учил старший брат. Ничего.
  -Никогда больше так не делай.
  -Почему? – тихо и растеряно прозвучал один из самых обыденных вопросов. Голос дрожит.
  Ответа нет. Но взгляд режет душу точно так же, как годы спустя лезвие разрежет плоть. Маленький мальчик, кажущийся смешным в длинной одежде, снова садится на пол и ищет кисть, которую выронил.
   Китай закрыл глаза. Снова ком в горле. Конечно, не было в том случае ничего кошмарного - Япония как всегда был настолько увлечен своим письмом, что не заметил брата и сильно испугался, когда внезапно оказался в воздухе. Да и шума он никогда не любил, вот и сказал отпустить его. Тем не менее, крепко любящий и молодой разум сделал из мухи слона, несмотря на то, что все к этому шло. Просто все маленькие запинки, случавшиеся до того дня и остававшиеся незаметными, слились тогда в пару фраз. Тогда он впервые ощутил, что его брат – не из тех, бок о бок с кем живут всю жизнь. Но осознание этого пришло слишком резко – настолько, что разом нахлынули и страх, и бессилие, и желание отдалить более серьезную ссору и весь оставшийся день Китай размазывал по щекам горячие, позорные слезы. 
   Это было всего единожды, когда Япония показал эту обратную сторону своей души. На следующий день он как всегда разбудил брата и повел его за руку к реке с таким видом, как будто это бог весть какая даль и провести Китай сможет только он. Но все равно это оставило шрам на и без того шершавой душе Китая.
-Брат!
  -А?.. – Китай распахнул глаза и обернулся на звук голоса Японии. Тот стоял совсем рядом с ним, положив одну ручку на колено брату, а другую протягивая к нему.
   -Тайвань-чан зовет, - Япония показал рукой в сторону дома, от которого к реке бежала маленькая девочка, напоминающая розово-коричневый пушистый шарик любви и радости.
  -Бра~ти~к! – звонкий голосок и веселый смех мгновенно вытеснили грустные мысли.
  Китай встал как раз вовремя, чтобы девочка добежала и с громким смехом  врезалась в развевающиеся полы его наряда. На фоне дома показались Гонконг  и изо всех сил машущий Корея.
  -Братик, братик, пошли в дом, мы там убрали все!
  -Что сами убирали? Молодцы какие! Ну, пошли смотреть, - при одном взгляде на настолько жизнерадостную девочку даже у витающего в облаках Японии на лице появлялась улыбка.
Дорога от реки к дому занимала не больше трех минут ходьбы по полю. Все это время Тайвань болтала без умолку, повиснув на руке Китая, а Япония очень внимательно ее слушал, тоже держа брата за руку.
Долго еще до того момента, когда одна мысль вот так взять брата за руку будет вызывать у Японии внутреннюю борьбу придуманных им самим приличий и устоев и любви к брату. Долго еще до того, как спину Китая пересечет сабельный шрам, а глаза его покраснеют от бесконечно льющихся слез. Пока все хорошо, хотя и страшно.